Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn] - Франсин Риверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это он! — прошептал кто–то, когда они проходили мимо.
— Клянусь, я бы отдал половину своего состояния, лишь бы увидеть его на арене, — сказал другой.
Довольный тем ажиотажем, который прокатился по гостинице, Пунакс сделал гостеприимный жест:
— Входи, мой друг. Садись, выпей немного вина. Вспомним прошлое.
Окружающие уставились на Атрета, а потом на Рицпу, когда он взял ее за руку и повел за собой, следуя за Пунаксом к столу, предназначенному для самых почетных постояльцев. Опустившись на самое почетное место на диване, Атрет жестом показал Рицпе, чтобы она села рядом. Она села, Халев уютно прижался к ее груди и спал. Рицпе же было явно не по себе оттого, что она находилась в центре всеобщего пристального внимания.
— Тебя не забыли, — сказал Атрету Пунакс с оттенком зависти.
— Это может принести тебе немалую прибыль. Только подумай о том, сколько человек будет приходить к тебе и покупать твое вино, когда узнают, что я здесь, — сухо сказал Атрет.
— И приносить дары к ногам своего идола.
Атрет сощурил глаза.
— Ты надо мной смеешься, Пунакс?
— Так же как и над самим собой. Ни над одним человеком свет славы долго не сияет. И пока он сияет, этим надо пользоваться максимально.
— Все, что мне нужно, — это деньги на дорогу домой.
Пунакс скривил губы.
— На следующей неделе будут зрелища, и ты мог бы принять в них участие. Одно твое имя будет дорого стоить, и Тит тебе обязательно заплатил бы.
Рицпа взглянула на Атрета, испугавшись, что он и вправду решит снова сражаться. Но по его лицу нельзя было определить, о чем он думает.
Атрет улыбнулся, и в его улыбке не было дружеского тепла.
— Я бы хотел, чтобы ты заплатил мне, — ответил он. — Мои условия просты: половина от твоей прибыли, пока я буду жить в этой гостинице. — Когда Пунакс захотел возразить, Атрет добавил: — Если нет, пойду и подыщу хозяина гостиницы посговорчивее.
— Не нужно. Я согласен.
— Сто динариев…
— Сто динариев!
— …вперед, охрана, достаточная для того, чтобы больше не повторилось то, что было той ночью. Мне не хотелось бы, чтобы женщины разорвали мою одежду. — Атрет не обратил внимания на то, как Рицпа удивленно подняла брови. — И проследи, чтобы женщина и ребенок были в безопасности и ни в чем не нуждались, — добавил он как бы между прочим, кивнув в сторону Рицпы.
Пунакс воспользовался поводом, чтобы еще раз взглянуть на нее.
— Они будут жить в отдельном помещении, или ты хочешь, чтобы она была с тобой постоянно? — Пунакс взглянул на Атрета с понимающей улыбкой. — Тебе, возможно, придется проводить время среди своих поклонников.
Атрет понял его намек и испытал при этом необъяснимое раздражение.
— Я хочу, чтобы она была со мной рядом, но не настолько рядом, чтобы она была в моей постели. — Рицпа покраснела и сердито посмотрела на Атрета. — Если я сам того не захочу, — добавил он.
— Считай, что все решено, — сказал Пунакс и встал, чтобы сделать необходимые распоряжения.
Атрет растерянно посмотрел на Рицпу.
— Ты выглядишь такой смущенной, моя госпожа. Я что–то не так сказал?
— Ты прекрасно знаешь, что ты сказал и на что ты намекал своему другу.
— Он мне не друг, и лучше дать ему понять, что ты всецело принадлежишь мне.
— По–моему, это и так ясно из того, что я пришла сюда вместе с тобой.
— Но об этом нужно было сказать определенно.
Рицпа продолжала чувствовать, как люди по–прежнему пристально смотрят на них, и ей от этого было крайне неуютно.
— Ты уверен, что мы здесь будем в безопасности? — Атрет сжал губы, и Рицпа огляделась вокруг. — Я никогда не предполагала, что ты был здесь так знаменит.
Он медленно повернул голову. Его тяжелый и неприветливый взгляд заставлял любопытных постояльцев тут же отворачиваться.
— В том, что тебя знают, есть свои преимущества, — удовлетворенно сказал он, и на его лице не осталось и следа от растерянности.
— Какие преимущества? Бато уже предупреждал тебя о Домициане. Теперь твоя жизнь полностью в руках Пунакса, который, конечно же, раструбит всему городу о том, что ты здесь.
— Я не намерен здесь задерживаться.
— Ты можешь задержаться в Риме до конца своих дней, если брат императора захочет заковать тебя в цепи.
Он сверкнул на нее глазами.
— Женщина, почему ты всегда испытываешь мое терпение? — Он угрожающе наклонился в ее сторону.
Какой невозможный человек!
— А почему ты все время злишься, когда тебе что–то говорят? Ты подвергаешь здесь опасности себя, а заодно и Халева. И еще считаешь, что мне это должно нравиться.
Атрет проговорил сквозь зубы:
— Мне все равно, нравится тебе это или нет. Мне нужны деньги, чтобы добраться туда, куда мы направляемся. Это самый чистый и быстрый способ, который мне только приходит на ум.
— Самый чистый?
— Да, я знаю, что ты предпочла бы увидеть меня на арене.
Рицпа хотела бы, чтобы он доверился Феофилу, но знала, что если она только заикнется Атрету о нем, тут же об этом пожалеет, особенно сейчас, когда германец в таком настроении. Она уже давно поняла, что Атрет никогда не ищет себе простых путей, особенно сопряженных с ущербом для его гордости.
— Нет, я не хочу видеть тебя на арене. Я хочу, чтобы ты был в безопасности и в мире с самим собой и с Богом.
— И ты думаешь, что это произойдет, если я доверюсь этому твоему кровавому сотнику?
— Феофил дважды спас тебе жизнь. Он сказал…
— Самый короткий путь домой лежит через арену, — резко оборвал ее Атрет. Он провел руками по волосам. — Там я либо получу золото, либо погибну. И в обоих случаях буду победителем.
Испугавшись, Рицпа уставилась на него.
— Но ты же не хочешь сражаться!
— На самом деле хочу. Если бы ты знала, как я этого хочу!
Рицпа помолчала, всматриваясь в его лицо.
— Если на такие мысли тебя натолкнул мой ядовитый язык, прости меня, Атрет, пожалуйста, — сказала она, коснувшись ладонью его щеки, — тебе есть ради чего жить в этом мире, и не надо больше думать об этом.
От ее прикосновения в нем взыграли чувства, пробудилась чисто физическая страсть, а также более глубокие желания, которые он не мог осознать. Он посмотрел ей прямо в глаза. Ее глаза широко распахнулись, и она убрала свою руку от его щеки.
— Почему ты все время неправильно меня понимаешь? — сказала Рицпа и отвернулась.
Атрет повернул ее лицо к себе и иронично улыбнулся.
— Может быть, мне и есть ради чего жить, только я не уверен в том, что причины, которые приходят мне на ум, совпадают с твоими. — Ему нравилось, когда краснели ее щеки, нравилось тепло ее кожи, когда он прикасался к ней кончиками пальцев.